Головна » Політика » Вертолетом — в Киев, обратно — своим транспортом
20.05.2022 | Політика
Мария Шоман
54-летнюю Марию ШОМАН вертолетом срочно доставляли на операцию в киевскую клинику Амосова. В декабре и январе нынешнего года, до вторжения русских войск, об этом случае много говорили.
Конец января. Мария Николаевна — в палате отделения кардиологии областной больницы. Сидит на койке. Ходит по отделению. Лежать может только на спине, пока ребра не срослись полностью. Ведь, чтобы сделать сложную операцию — поставить эндопротез — хирурги рассекали ей грудную клетку. Ребра сейчас на скобах. Больно дышать, повернуться. Не поднять руку. Длинный, еще не зарубцевавшийся вертикальный шрам, гематомы и кровоподтеки вокруг него — свежее напоминание о пережитом.
— У меня теперь два дня рождения, — прижимает руку к груди Мария Николаевна, — первый 2 сентября 1967 года, а второй 21 декабря 2021 года.
По ямам могли не довезти
Марию Шоман из Кузничей, что под Городней, в Киев на операцию везли вертолетом («Весть» сообщала об этом в номере от 23 декабря).
—Такое в нашей практике впервые, — говорит 36-летний Игорь ФИЛИППОВ, заведующий отделением интервенционной кардиологии.
— В Киеве делали протезирование аорты. У службы экстренной медицинской помощи своих вертолетов нет, у больниц тоже нет. Они есть у МЧС и полиции. Соответственно, если нужно транспортировать, например, донорские органы из области в область, прибегаем к помощи полиции или ГСЧС. Администрация больницы связывается, договаривается. А «скорая» довозит пациента до места посадки вертолета.
Такие пациенты очень плохо переносят транспортировку наземным транспортом. Тем более по нашим дорогам, где яма на яме.
Тот самый вертолет
«Ну давит и давит. Привыкла»
Мария Николаевна — деловод Кузничского старостинского округа Городнянской громады.
— Деловод — это все время за компьютером. Прошлой зимой заметила, что начало пропадать зрение. До этого было стопроцентное. До обеда сижу, потом мне плохо. Меряю давление в фельдшерском пункте, оно высокое — 150-160. Это для моей нормы, 120 на 80, высокое. Фельдшер дает таблетки, иду домой. Дома давление падает до 90 на 70. Потом головокружение началось. В глазах темнеет, если не остановишься на пару минут.
Живу одна. Мужа не стало в 2016 году. Два сына-военнослужащих: Андрюша и Вася. Оба учасники АТО, живут в Чернигове, служат в железнодорожном полку (центр Госспецтранс-служба). Дети отправили в больницу.
За прием в «Тесле» заплатила до 400 гривен, но лечение мне помогло. Головные боли стихли, шумы в ушах. Но доктор мне сразу сказала: «Не хочу пугать, но в любую минуту может случиться инсульт».
В четверг, 16 декабря, пришла с работы и так плохо стало. Давай ложиться, у меня часа на два левая сторона отказала: нога, рука и голова. И такие боли пошли. Детям позвонила, таблеток напилась.
«Маша, я тебя прошу! Только глаза не закрывай!»
В понедельник, 20 декабря, пришла на работу. Чувствую, что сейчас сознание потеряю. Надо выйти на свежий воздух, чтобы меня увидел кто-нибудь. А именно в тот момент — ну никого… Перед тем, как упала, внутри как-будто что-то разорвалось и такое гарячее-гарячее потекло. Когда падала, в голове промелькнуло: «Ну, все…».
Не знаю, сколько я там пролежала. Зашла Татьяна Клищенко, я и не знаю, зачем. Вызвала «скорую» и мою сваху Елену Бокач, она в магазине работает. Сваха примчалась, нашатырь где-то взяла. Я удивилась: когда приехали к больнице, староста, Александр Авраменко, уже встречал. И все время был рядом. Слышу, завотделением Анна Ломаковская с Черниговом связывается. Потом открываю глаза, она меня по щекам бьет: «Маша, я тебя прошу! Только глаза не закрывай!» Подключили меня к аппарату, связались с кардиоцентром, кардиограмму на Чернигов пересылают. А интернет плохой. Слышу, просит помочь мне, просит забрать меня в Чернигов. Сын старший с работы отпросился, прилетели с невесткой и внучкой. И я поняла, что дело плохо, когда их и старосту пустили в реанимацию.
«Скорой» меня привезли в областную больницу. Принял Игорь Филиппов, заведующий отделением интервенционной кардиологии. Под вечер второго дня говорит: «Мария Николаевна, не волнуйтесь, и не делайте никаких движений. Обо всем остальном мы договорились. А вы на самолете летали?» «Нет…». Удивилась: к чему такие вопросы, когда я под капельницей в реанимации лежу. «Не лякайтеся, вас повезуть на гвинтокрилі». Сказал, что в институте Амосова (Национальный институт сердечно-сосудистой хирургии) меня уже ждут.
А на школьном стадионе ждет вертолет.
Уже вечерело. Санитарочка подошла: «Вы у нас сутки, ничего не ели. Хоть две ложечки, оно жиденькое, я вас покормлю…». Я лежу, она мне подносит эту ложку… И так пошло хорошо. Это так по-человечески, по-доброму, — смахивает слезу Мария Николаевна. — А когда из реанимации вывозили, вышли доктора, медсестры, санитарки. Говорят: «Мы вас ждем после операции». Это мне сил придало, подбодрило.
В Чернигове авиамедицинская служба еще только в проекте. Вертолетной площадки на территории областной больницы нет. Ближайшим подходящим местом для посадки оказался стадион черниговской школы №28.
Везли безплатно
— Гвинтокрил уже ждал. Обратила внимание, что люди вокруг стояли, фотографировали. Место вокруг вертолета полиция оградила. Меня укрыли одеялом, замерзнуть не успела.
Летела первый раз в жизни. Казалось бы, должны быть какие-то особые впечатления: восторг, интерес, страх. Но у меня было такое состояние: ну, лечу, не трясет, и хорошо.
Я по небу летела, а сын Андрей в это время за мной «летел» на своей машине. Так я его напугала, — плачет Мария Шоман. — Немножко не успели они. Меня сразу с вертолета — экстренно на операцию. Кто-то сказал, что надо раздеть. Доктор сказал, что каждая секунда дорога. И меня раздевают на ходу, по дороге в операционную. Говорят, давно такой ситуации не было. В реанимацию пришел анестезиолог. Подключил меня к капельнице. Анестезия была полная, с трахеальной трубкой. Она потом у меня еще два дня оставалась (комбинированный интубационный (эндотрахеальный) наркоз).
«На протез собирали всем миром»
Операция длилась около пяти часов. Это Мария Николаевна узнала уже после, как и диагноз: расслоение аорты. Большой артерии, которая идет прямо от сердца. По ней поступает кровь во все ткани и органы. Расслоение — редкое заболевание, при котором кровь проникает между слоями стенки аорты. Если прорвутся все слои, наступит смерть.
— Операцию делал Игорь Жеков, кардиохирург, я ему так благодарна. Познакомилась с ним уже после операции. Он пришел в палату, рассказывал, как все прошло. Мне поставили гофрированную трубку (эндопротез. — Авт.) в аорту возле сердца.
— Дорого?
— Не знаю. Я спрашивала у сына, не говорит.
Через день зашел анестезиолог. Взял за руку. Рассказал, что жизнь шла на минуты. Но волноваться уже не надо. Дальше все будет зависеть от меня, буду ли я себя жалеть.
А я все лежу и думаю: где дети деньги возьмут?
Я понимаю, что Бог дал мне вторую жизнь. Первый раз я не могла поблагодарить тех, кто меня привел в эту жизнь. Теперь могу. Спасибо всем, начиная от самых Кузьнич. Когда меня повезли в Чернигов, сваха организовала, люди пошли по хатам. Собирали в Кузьничах, в поселке Зеленом (там я живу), Хотивле. Наши арендаторы помогли деньгами, Городнянская рада тоже. Старосты, деловоды деньгами скидывались. Андрею Богдану, голове Городнянской громады, большое спасибо. Организовал сбор Александр Авраменко, староста.
Доктору, Игорю Жекову, благодарна очень. У него золотые руки. И сердце тоже.
Игорь Иванович пришел в палату, говорит: «Да, я сделал операцию. Но мой шаг к спасению последний. Вы живы благодаря оперативности всех докторов на протяжении вашей доставки до Киева. Начиная от той «скорой», которая приехала быстро. Вашей Городне, которая вовремя поняла, что сами они не справятся. Если бы вас на каком-то этапе задержали дольше, моя помощь могла бы не понадобиться. Над вами все это время Бог стоял».
Спасибо за помощь моим подругам из Городни, родственникам и знакомым из Белоруси. Они передавали деньги. Соседка Галина Ивановна сейчас в хате моей топит, за хозяйством присматривает. Воинской части сына благодарна. Они помогли, скинулись. А они меня совсем не знают. Знаю, что многие молились, звонили, подбадривали.
С коронавирусом отправили назад своим ходом
В реанимации в Киеве пролежала до субботы, 25 декабря. Потом перевели в палату. Там лежала до 29 декабря. А 28-го вечером стало плохо, поднялась температура. Утром сделали тест и выявили «ковид».
Еще анестезиолог мне говорил: «Операция прошла успешно, сердце вам подремонтировали. Но много времени пойдет на восстановление легких. Когда аорта расслоилась, пошел выток крови, и они очень повреждены». И тут вирус.
Оказывается, заражение случилось в реанимации. Это точно. Я на всех этажах пять раз тест на «ковид» делала. Не было его у меня.
Игорь Иванович сказал, что дальше с коронавирусом меня в Амосова держать не могут. Ну, нельзя… Сын был рядом, он отпуск взял, жил у родственников. Доктор связался с «ковидным» отделением в Чернигове, и сын своей машиной привез меня сюда. Игорь Кузин, заведующий «ковидным» отделением, уже тут ждал. Пролежала там с 29 декабря по 14 января.
Лежала в двухместной палате на пятом этаже, где тяжелые больные. Очень тяжелое отделение, — качает головой Мария Ивановна. — Три дня держалась температура 38,8, назначали дорогие капельницы.
В выписке потом прочитала — было 50 процентов поражения легких, двустороннее воспаление. Под аппаратом. В маску подается кислород и постоянно этим дышишь. Если лучше, сатурация (насыщенность крови кислородом) более-менее нормальная, маску можно отключать.
Ко мне сразу пришел доктор, Руслан Петрович (39-летний кардиолог Руслан Назаренко). И с Игорем Анатольевичем (заведующим) подобрали лекарства, которые мне в таком состоянии можно. Приходил, снимал мне швы. Не боялся, что такое отделение, не бросил меня. Спасибо ему, — опять прослезилась Мария Николаевна.
Через полгода опять ехать в клинику Амосова, на проверку.
— Говорят, на поправку идете, выписывают?
— В пятницу должны были. Но два дня температура была, а сегодня в манипуляционной сознание потеряла, девчат напугала, — растеряна Мария Николаевна.
