3 апреля черниговцу Николаю Плеснивому было бы 74 года. Его убили среди белого дня, 1 июня прошлого года. В начале улиці Керченской (Старая Подусовка), под забором дома. Из разбитой головы торчал обломок ножниц (одно лезвие), неподалеку валялась окровавленная палка. Это убийство в Чернигове единственное из нераскрытых за последние пять лет.
Мужчина похоронен на забаровском кладбище. Недавно пошли слухи, что правоохранители делали эксгумацию трупа.
— Мне лично об эксгумации не известно. Был человек и нет человека. А убийца на воле, — скрещивает руки на груди 68-летняя Надежда ПЛЕСНИВАЯ, сестра погибшего. — Коли нет, а странные вещи происходят. Во дворе две калитки, закрою, выхожу — открыты. Поделилась с соседями. Одна соседка сказала: «Да то ты, наверное, забыла закрыть». А потом сама шла и убедилась. Ведь видела: калитка была не только закрыта, но и подперта со двора. Кому и что нужно, не пойму.
У Коли была жена и два сына. 14 лет назад супруги не стало. В день похорон Коля прибежал ко мне, так и остался. Его сыновья тоже покойные. Олег умер от передозировки наркотиками, а сына Колю нашли мертвым в ванной, что-то с сердцем.
Брат жил у меня. Правда, любил выпить. Но я бутылки забирала и спиртное от него прятала. Он ведь пил в одиночку, никаких компаний. Пенсию мог спустить за несколько дней. Поэтому деньги держала у себя и выдавала ему по надобности. Бывало, что-то попрошу помочь по хозяйству, он взамен требовал выпивку. Давала чекушку. Хотела его закодировать. Но врач посмотрел и сказал, что толку не будет.
В тот день Коля попросил у меня денег на хлеб (хотя, как потом оказалось, хлеб у него был). Я дала 15 гривен. Через некоторое время он вернулся и говорит: «Я потерял деньги». «Ну так будешь макароны есть без хлеба», — ответила. Он посидел, посмотрел телевизор и ушел в 11.00. Больше я живым его не видела.
А около 17.00 мне знакомая позвонила, сказала, что Бычка нашли мертвым. Брата так еще в детстве отец прозвал за упрямство и силу.
Лето, белый день… Я побежала, это же не очень далеко. А там уже толпа людей, полиция. Меня к телу не подпустили. В справке о причине смерти написали: «Внутричерепная травма с переломами костей черепа». В морге Коле на лицо наложили белую мазь и надели на голову шапку. Ее попросили не снимать, потому что череп весь проломлен. Так в шапке и похоронили.
Там, где его убили, огороды рядышком, лесополоса, железная дорога. Я уверена, что кто-то видел и слышал, как беда случилась. Но молчат, потому что боятся. Думаю, брата убили наркоманы, дети крутых родителей.
— Надежда Ивановна, может, алкоголики, которые часто в том месте собирались?
— Сомневаюсь. Какие алкоголики, если даже бутылку не забрали. Она при нем была, не начатая. Наверное, Николай с точки возвращался. Она где-то в той стороне.
Многих следователь опросил, и ничего. И меня тогда забрали в полицию, продержали больше пяти часов. На детекторе лжи проверяли. Задавали вопросы: «Не просила ли я кого-нибудь убить брата?» И другие в таком же духе.
— А что, был повод вас подозревать? Какая могла быть выгода вам от смерти брата?
— Никакой. У меня кроме него, внучки и троих правнуков, никого. Дочь болела и умерла. Сына, когда ему было 23 года, нашли повешенным в пристройке, во дворе. Мы его 11 дней искали. В пристройку не заглядывали. Пропал, нет и нет. Всех его друзей, знакомых спрашивала. К их родителям ходила, умоляла сказать правду, ведь сердце чувствовало плохое. Исчезли и паспорт сына, и куртка кожаная, модная. Тело случайно нашли. Я уверена — сына повесили.
Прошло два года. Я подрабатывала в автопарке, продавала проездные в киоске на улице Независимости. Смотрю, один из тех, кого я подозревала, держит куртку моего сына и предлагает таксисту ее купить. Я забыла, что в киоске деньги, документы, не закрыв дверь, бросилась за ним. А он удирает, кричит: «Это не Вовина куртка, не Вовина». И убежал. Бог все видит. Сейчас этого человека уже нет в живых. Поэтому я верю, что и убийство брата, рано или поздно, раскроется. Получит ли убийца наказание по закону — не знаю. Но уверена, кары Господней ему не избежать.
Был у Коли дом на нашей улице Гребенки. Он его продал. Купили две квартиры: на Доценка и в районе областной больницы. Одна была оформлена на его сына, другая на меня. Так спокойнее, ведь за недвижимостью пьющих людей черные риелторы охотятся. Когда умер сын Коля, ту квартиру, где он жил, брат загорелся продать. Его и я отговаривала, и нотариус. Но он настоял на своем. Прямо у нотариуса, когда пересчитывали деньги, сказал: «Дай мне на чекушку, и я пошел». И ушел. Деньги хранились у меня. Когда на что-то понадобятся, брал. Так уже 14 лет с тех пор прошло.
Не хватает мне брата. Да, пил, но это родная кровь. Смотрю сейчас на грядки и вспоминаю: попрошу — Коля вскопает. Он добрый был. Но вот такая смерть. За что?
* * *
Правоохранители подтвердили, что эксгумации тела не было.